В 2020 г. было зафиксировано рекордное количество акций – 437. Этот рекорд был обусловлен беспрецедентным скачком протестности в мае – 74 выступления работников, главным образом медиков, которые массово выступали против нехватки средств защиты и невыплат так называемых ковидных денег. Если бы не майский скачок, то уровень протестности был бы традиционным, хотя и довольно высоким. Но в первом квартале прошлого года ничего не предвещало рекордной динамики. Примерно такая же картина наблюдается в 2021 г.
1.Общее количество трудовых протестов
Динамика количества акций в первом квартале 2021 г. выглядит абсолютно традиционной: минимальное количество в январе (17 протестов), затем увеличение на 70% в феврале (29 протестов) и, наконец, дальнейший рост на 27 % по сравнению с февралем в марте (37 протестов). Это обычная картина, которая почти никогда не нарушалась за все годы наблюдений. Такая же динамика просматривается в отношении стоп-акций – всего их зафиксировано 23: 1 в январе, 7 в феврале и 15 в марте (см. рис. 1.1.).
В целом по кварталу удалось заметить 83 протеста, в том числе 23 стоп-акции. Следует отметить, что это довольно высокий показатель, хотя он уступает и прошлому году, и соответствующим данным за 2015-17 гг. (см. рис.1.2.). Это не дает оснований говорить о снижении уровня протестности, но и тенденции к росту пока не просматриваются. Старт года, как и в прошлом году стал довольно бурным – в марте количество протестов выросло по сравнению с январем более чем в два раза (см. рис.1.3.).
Рисунок 1.1. Количество трудовых протестов и стоп-акций в первом квартале 2021 г.
Рисунок 1.2. Количество протестов без остановки работы и стоп-акции в первом квартале 2008-2021 гг.
Рисунок 1.3. Количество трудовых протестов нарастающим итогом 2017-2021 гг.
2.Территориальное распределение трудовых протестов
Данные о территориальной струтуре за первый квартал, как правило, отличаются от итогового годового распределения. Это своего рода предварительные итоги, показывающие, как будут формироваться результирующие показатели – что увеличивается, затормаживается, кто кого догоняет и т.п.
В первом квартале 2021 г. безусловным лидером стал Приволжский федеральный округ: на его долю приходится 34 % (смотри рис.2.1). Далее с большим, практически с двукратным отставанием идут Центральный и Сибирский ФО (17 и 18 % соответственно). Это два очень неравноценных округа и по населению, а, следовательно, по числу работающих, и по экономическому потенциалу – Сибирский округ намного меньше, чем Центральный. То, что у них равные доли в общем количестве протестов позволяет говорить, что в Сибири уровень напряженности трудовых отношений выше, чем в Центральном округе.
Низкая доля Северо-Кавказского и Южного округов неудивительна – они всегда были малопротестными регионами. Но вот минимальный удельный вес Северо-Западного округа удивляет – 2%! Этот регион в предыдущие годы бывал и лидером по числу акций, но обычно там наблюдались средние показатели. Такое резкое уменьшение вполне может быть ситуативным и, конечно, необходимо контролировать столь значительные изменения.
Приволжский ФО также является лидером, причем опять с большим отрывом по количеству стоп-акций – 44 % (смотри рис. 2.2.). Забегая вперед, можно сказать, что это связано с отраслевой структурой протестов (см. раздел «Отраслевая структура протестов»). Отрыв Приволжского региона настолько велик, что различия между остальными округами выглядят просто незначительными.
Таким образом, в первом квартале Поволжье стало центром трудовой напряженности и по общему количеству акций и по радикальным. До сих пор такой концентрации протестов здесь не наблюдалось.
Рисунок 2.1. Распределение трудовых протестов по федеральным округам 2017-2021 (% от числа протестов)
Рисунок 2.2. Распределение стоп-акций по федеральным округам 2017-2021 (% от числа стоп-акций)
3.Отраслевое распределение трудовых протестов
В первом квартале 2021 г. видны резкие структурные сдвиги: по сравнению с прошлым годом появился новый лидер протестов, а именно, транспортная отрасль – 37 % (смотри рис. 3.1.). Ядром протестующих транспортников стали таксисты, на долю которых приходится 71% всех акций в это отрасли – речь идет о забастовках водителей, протестующих против политики цифровых агрегаторов, повышающих отчисления и тем самым понижающих заработок водителей. Отличительной особенностью таких протестов является их радикальность – почти все они проходят в форме забастовок (полных, когда бастуют все или частичных, когда останавливают работу только некоторые); стихийность – бастующие почти никогда не объединены и действуют спонтанно; безрезультатность – агрегаторы крайне редко вступают в переговоры и требования таксистов остаются невыполненными. Большинство протестов водителей такси состоялись именно в Приволжском регионе, в региональных центрах, в городах областного подчинения и даже в малых городах.
Доля лидеров протеста прошлого года – медиков, в первом квартале снизилась вдвое до 16 %. Вряд ли это стоит рассматривать, как снижение активности в этой бюджетной отрасли. Относительное уменьшение произошло на фоне значительного роста забастовок среди таксистов. Работники медучреждений по-прежнему протестуют много и часто и данные первого квартала хоть и показывают изменение пропорций, но они вполне могут позже трансформироваться.
Гораздо больший интерес представляет промышленность, доля которой составляет в 2021 г. 19 %. Здесь уменьшение, по сравнению с предыдущими периодами небольшое, но оно очень устойчивое. Если такая пропорция сохранится на протяжении всего года, то можно будет говорить о снижении уровня протестности в промышленном секторе.
В целом, в отраслевой структуре произошли очередные изменения. К сожалению, они стали происходить довольно часто. Для периода 2008-2015 гг. характерны крайне незначительные и плавные изменения, но в последние годы трансформации стали быстрыми и масштабными, это безусловно, тревожная ситуация, говорящая о накоплении напряженности в разных местах. Пока ситуация развивается неравномерно – лидерами протестов становится то один сектор экономики, то другой. Но не исключена возможность одновременного увеличения протестной активности, которая приведет к резкому росту напряженности, которое уже нельзя будет объяснить неблагополучием в одном секторе или отрасли.
Рисунок 3.1. Распределение трудовых протестов по секторам экономики в 2017-2021 гг. (% от общего числа протестов)
4.Причины трудовых протестов
Как показывает опыт предыдущих лет, структура причин протестов выглядит двояко: как монопричинная (монокаузальная), когда одна из причин, безусловно, доминирует над всеми остальными, или поликуазальная, если есть несколько причин, встречающихся с примерно одинаковой частотой. Обычно главной причиной, подавляющей все остальные, является задержка зарплаты. Она столь значима для работников, что все остальные поводы становятся незначимыми, а структура становится монокаузальной. Напротив, если невыплаты встречаются не очень часто, то работники сразу выдвигают несколько требований и структура причин становится множественной.
В 2020 г. сложилась традиционная структура, когда на первом месте с большим отрывом была невыплата зарплата – практически каждый второй протест был связан с этой причиной (смотри рис. 4.1). Но в первом квартале 2021 г. картина выглядит несколько иначе. Невыплаты хоть и остаются наиболее распространенной причиной протестов (36 %), но ее отрыв от других, например, от выступлений, вызванных политикой работодателей (27 %), не столь велик, как в прошлом году. Увеличилась доля протестов из-за увольнений (21 %), ухудшения условий труда (15 %) и режима рабочего времени (10 %).
По итогам первого квартала трудно судить о радикальном изменении структуры причин протестов, но они вполне заметны. Какой станет ситуация в дальнейшем – пока неясно, структура может стать как монокаузальной, так и поликаузальной.
Рисунок 4.1. Причины трудовых протестов 2017-2021 гг. (% от общего сила протестов)
Примечание: Так как в рамках одного протеста работники могли выдвигать несколько причин, то сумма ответов превышает 100 %.
5.Формы трудовых протестов
Оценивать изменение ситуации с трудовыми протестами можно по тому, какие формы работники используют для достижения своих целей. Судя по тему, что выбиралось в первые месяцы 2021 г. ситуация меняется, причем значительно. Доля наиболее распространенной формы протеста, а именно «собрание или митинг для выдвижения требований работодателю», постоянно снижается и в первом квартале достигло 29 %, уменьшившись по сравнению с 2017 г. почти вдвое (смотри рис.5.1). Одновременно стала набирать популярность такая форма протеста, как «обращение к властям и правоохранительным органам с требованием устранить нарушение прав работников» с 28 % в 2019 г. до 57 % в первом квартале 2021 г.
Это довольно странно, так как эта форма не очень похожа на протест. Но сложившаяся обстановка, особенно в отраслях, где распространены неформальные трудовые отношения, где работодатели выстраивают жесткие схемы управления персоналом, где буквально «запрещается вспоминать о законе и праве», а обращение к властям начинает выглядеть как протест. Во всяком случае зафиксировано немало ситуцаций, когда в ответ на жалобу в прокуратуру по поводу, например, многомесячных невыплат зарплаты работники сталкивались с давлением и даже репрессиями, которыми традиционно сопровождаются обычные протесты – митинги, забастовки и т.п. Обращение с просьбой об устранении нарушений стало восприниматься работодателями, как бунт и протест и их реакция на жалующихся работников становится такой же, как на митинг или забастовку.
Именно поэтому стало набирать популярность в последние годы видеообращение работников к властям, причем все чаще минуя работодателя — напрямую. В 57 % случаев, т.е. более чем в каждом втором протесте работники просят вмешаться в их конфликт с работодателем губернаторов, прокурора, а то и президента.
Доля остановок работы (полных и частичных) в первом квартале увеличилась по сравнению данными прошлого года и составила в сумме 28 %. Это довольно много, учитывая, что большая часть всех остановок – это протесты таксистов, выступающих против политики цифровых агрегаторов. С такой же частотой (27 %) использовались митинговые формы протеста на рабочем месте или где-тоза пределами предприятий и организаций.
Отличительной особенностью первого квартала текущего года стало практически отсутствие как законных форм протеста (трудовых споров и остановок работы по 142 статье ТК), так и радикальных (голодовок, блокировки магистралей и т.п.).
На основании полученных данных сложилась следующая картина – используются четыре формы протеста:
— выдвижение требований (теряет популярность);
— обращение к властям и в правоохранительные органы (становится все более распространенной);
— митинги и пикеты (распространенность не изменилась);
— полные и частичные остановки работы (небольшое увеличение).
Рисунок 5.1. Формы трудовых протестов 2017-2021 гг. (% от общего сила протестов)
Примечание: Так как в рамках одного протеста работники могли использовать несколько форм, то сумма ответов превышает 100 %.
6.Организованность трудовых протестов
Главной особенностью анализируемого периода является максимально высокая доля стихийных протестов (75 %), проходящих без какого бы то ни было участия профсоюзов, партий или общественных организаций (смотри рис. 6.1). Их включенность стала минимальной за все годы наблюдения – 15 % протестов происходит при участии первичных профорганизаций и всего 8 % с участием вышестоящих профсоюзных органов. Остальные акторы, такие как политические и общественные организации, стачечные и забастовочные комитеты, возникающие во время протестов – практически не участвовали в акциях первой четверти текущего года.
Рисунок 6.1. Акторы трудовых протестов в 2008-2021 гг. (% от общего сила протестов)
Примечание: Так как в рамках одного протеста могло участвовать несколько акторов, то сумма ответов превышает 100 %.
7.Основные выводы
В целом, как уже говорилось, делать определенные выводы по итогам первого квартала вряд ли возможно. Но, тем не менее, зафиксированные изменения позволяют сделать обоснованные предположения об изменениях трудовых протестов последнего времени.
Произошли существенные изменения в территориальной, отраслевой, каузальной структуре протестов. Также изменился набор форм, которые работники используют для выражения своего несогласия с действиями работодателей. Ранее много говорилось, что протесты все в меньшей степени регулируются через институциональные механизмы и все чаще регулируются методами прямого вмешательства властей и правоохранительных органов. В таких условиях разрешение противоречий зависит не от законов и договоров, а от того, чью сторону примут власти, как среагирует прокуратура на запросы сторон. Разумеется, что в таких условиях самой эффективной формой протеста становится не использование диалоговых форм работников с работодателями, не обращение к закону, не апелляция к прессе и общественному мнению, а просьба и обращение к властям. Цель таких обращений – просьба встать на защиту тех, кто обращается. Как правило, у них есть основания для таких просьб – невыплаты, задержки, несправедливость, ухудшение положения. Но, как показывает практика, даже самые законные требования могут быть проигнорированы, а устранение самой очевидной несправедливости может затянуться на годы. Именно так выглядит ситуация с возобновившимися протестами горняков компании «Кингкоул», которые уже несколько лет не могут добиться окончательной выплаты задолженности по зарплате. Власти, которые в курсе ситуации, не могут им помочь, хотя, по мнению протестующих, могли бы заставить должников сделать это давно.
Протесты окончательно уходят из зоны институционального регулирования – об этом говорит уменьшение удельного веса промышленных отраслей и рост отраслей, где институциональное регулирование трудовых отношений ослаблено (здравоохранение) или отсутствует (такси, строительство и др.). Но без этого, без профсоюзов, которые могут ввести конфликтную ситуацию в правовое и институциональное поле, в ту зону, где эффективной оказывается только челобитная, только просьба к властям о защите. Это вырождение трудовых протестов и деградация трудовых отношений, основанных на партнерстве, на праве и на основе диалога. Им на смену приходит иной тип трудовых отношений, при котором власть становится главным участником процесса урегулирования трудовых отношений, а не арбитром, который устанавливает правила и наблюдает за их исполнением.
Пока можно говорить об обоснованном предположении, указывающем на деградацию институционального регулирования и даже отказе от него. Дальнейшие события покажут, насколько оно справедливо.
© Бизюков Пётр Вячеславович
© Мониторинг трудовых протестов